Ответственность за нарушения норм международного гуманитарного права, совершенные по приказу командира

Любой вооруженный конфликт, как показывает история, не исчерпывается многочисленные формами «законного» применения насилия, но, к сожалению, сопровождается также действиями, квалифицируемыми как военные преступления. То есть, помимо никак не украшающего человечество факта уничтожения себе подобных в рамках «правомерной» войны, война неизбежно несет с собой излишние, с точки зрения современного международного права, страдания людей. При этом, как показывает опыт Второй мировой войны, балканских войн, вооруженных конфликтов в Африке и Ближнем Востоке, особо тяжкие военные преступления совершались военнослужащими не по собственной инициативе, а вполне сознательно планировались политиками и облекались в форму прямых приказов высшего военного командования.
В этой связи одной из юридических проблем является дилемма, возникающая в ходе военных действий у их непосредственных участников: необходимость придерживаться правовых норм и – с другой стороны, – необходимость выполнять приказы командира и решать поставленные боевые задачи.
Действующее международное право не освобождает от ответственности лиц, совершивших военные преступления по приказу командиров. Согласно статье 25 Римского статута МУС, никакой приказ, влекущий за собой указанное в Статуте МУС преступление, не может освободить преступника от уголовной ответственности (исключения установлены в статьях 33 и 31). Таким образом, комбатант должен лично оценивать приказ командира с точки зрения его правомерности и его правовых последствий.
На первый взгляд, аналогичные подходы приняты и национальными уголовными законами. Однако здесь не все так однозначно.
Исторически в вооруженных силах различных государств сложились два подхода в отношении ответственности военнослужащих. Так, в Дисциплинарном уставе Вооруженных Сил Союза ССР 1960 г. прямо указывалось: «Приказ начальника – закон для подчиненного. Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок».[1] Ответственность наступала не за последствия исполнения приказа, а за отказ ему подчиниться.
Другой подход предполагает, что военнослужащий является самостоятельным действующим субъектом, который несет личную ответственность за свои поступки. Гражданин обязан исполнять сначала закон и только потом – приказ.[2]
Грань между этими двумя подходами не слишком очевидна. Военнослужащие действуют в рамках единой иерархической системы, безусловно выполняя приказы начальников. Психологически это дает ощущение безнаказанности и обезличивает ответственность. Оправдывающим обстоятельством признается и военная необходимость, понимаемая зачастую ложно и гипертрофированно. В некоторых государствах военнослужащие и в настоящее время освобождаются от уголовной ответственности, если они выполняют приказ командира.
Так, например, действующий Уголовный кодекс Российской Федерации без всяких оговорок предусматривает наказание за неисполнение приказа (ст. 332). Вместе с тем, согласно ст. 42, причинение вреда лицом, действующим во исполнение обязательных для него приказа или распоряжения не является преступлением; уголовную ответственность при этом несет лицо, отдавшее незаконные приказ или распоряжение. Исключением из этого правила выглядит ч. 2 указанной статьи, согласно которой лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения, несет уголовную ответственность. Однако в Уголовном кодексе РФ нет такого состава как отдача незаконного приказа, как нет и понятия «преступный приказ». Соответственно, ч. 2 ст. 42 практически «подвисает в воздухе».
Уголовный кодекс Украины (ст. 41) также признает правомерным причинение вреда, если оно совершено во исполнение законного приказа. Согласно ч. 4. указанной статьи, лицо, исполнившее явно преступный приказ или распоряжение, за деяния, совершенные с целью выполнения такого приказа или распоряжения, подлежит уголовной ответственности на общих основаниях. Определения «явно преступного приказа» Уголовный кодекс Украины, как и российский, не содержит.
Однако в Украине отдача приказа влечет специальную уголовную ответственность по ст. 438 «Нарушение законов и обычаев войны», где перечисляются виды соответствующих деяний и отдельно упоминается «отдача приказа о совершении таких действий». Другие составы – применение оружия массового поражения, преступления против лиц, имеющих международную защиту и проч., – указания на ответственность лиц, отдавших соответствующие приказы, не содержат.
Уголовный кодекс Республики Беларусь в этой связи является более продвинутым. Помимо того, что военные преступления в нем образуют отдельную главу и помещены в самое начало Особенной части (что призвано подчеркнуть особую общественную опасность такого рода деяний), в Кодексе есть отдельный состав «Бездействие либо отдание преступного приказа во время вооруженного конфликта» (ст. 137). Указанная статья предусматривает уголовную ответственность, во-первых, за непредотвращение или непресечение военных преступлений, совершаемых подчиненными, и, во-вторых, за отдание преступного приказа. Под преступным при этом понимается отдание приказа «не оставлять никого в живых или иного заведомо преступного приказа или распоряжения, направленных на совершение преступлений, предусмотренных статьями 134, 135 и 136 настоящего Кодекса».[3] То есть УК Республики Беларусь содержит вполне определенное и однозначное понятие преступного приказа и предусматривает за него серьезное наказание – от пяти до пятнадцати лет лишения свободы.
Статут Международного уголовного суда, равно как и более ранние международные документы, предусматривающие уголовную ответственность за наиболее тяжкие нарушения норм международного уголовного права, исходят из того, что любые действия военных властей являются легитимными только в той мере, в которой они отвечают принципам международного права, защите основных прав человека, идеям гуманизма. Невозможно решить стоящие перед государством политические задачи неправовым путем. История однозначно показывает, что получение военного преимущества за счет нарушения гуманитарных норм, во-первых, не является достаточно весомым для их оправдания, а во-вторых, ведет к политическому проигрышу в долгосрочной перспективе.
В этой связи, как представляется, необходимо решительно преодолевать «советские» традиции, по которым ответственность наступает практически лишь за совершение соответствующих преступлений, но не за отдачу преступных приказов, и при этом лица, совершающие военные преступления во исполнение приказов командиров, фактически освобождаются от ответственности.
Можно было бы сказать, что уголовное право Республики Беларусь является в этом деле «передовым». Однако такой вывод был бы обоснованным при наличии хоть какой-то практики. К счастью, такой практики в Беларуси нет по причине отсутствия вооруженных конфликтов, в ходе которых совершались бы соответствующие преступления. Тем не менее, наше законодательство выглядит наиболее соответствующим современным тенденциям развития международного уголовного права. Что же касается соседей, для которых проблема уже перешла во вполне практическую плоскость, – думается, здесь есть над чем работать.
Запрет противоправных приказов имеет давнюю юридическую традицию. В Указе Петра I «О бытии подчиненных в послушании у своих командиров» (1724) устанавливалось, что подчиненные, независимо от звания и занимаемой должности, могут не выполнять приказ командира, если он противоречит интересам государства и службы. Подчиненный был обязан рапортовать о таких приказах вплоть до обер-прокурора и государя, то есть рассматривался как субъект, способный рассуждать и оценивать приказы командира. Эта норма содержалась в российском законодательстве вплоть до октября 1917 года.
Согласно п. 10 Закона ФРГ «О правовом положении военнослужащих Бундесвера» приказы начальника должны служить только интересам службы, не нарушать международное право, законы и уставы. Закон Франции «О статусе военнослужащего» содержит норму, согласно которой «военнослужащие обязаны повиноваться приказам и распоряжениям командира и ответственного за выполнение поставленной задачи. Однако военнослужащий может не выполнять приказы и команды, которые расходятся с законами и правилами ведения войны и международными соглашениями или могут нанести ущерб безопасности и целостности государства» (ст. 15).
В приговоре Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии от 2 августа 2001 года в отношении генерала Радислава Крстича сказано: «Суд не подвергает сомнению, что Вы – профессиональный солдат, который любит свою профессию. Суд исходит из того, что Вы не по своей воле приняли решение расстрелять тысячи гражданских лиц и невооруженных людей. Возможно, кто-то другой решил предписать расстрел всех мужчин в годном для военной службы возрасте. Тем не менее, Вы виновны, генерал Крстич. (…) Вы виновно согласились с планом осуществления массовых казней всех мужчин в годном для военной службы возрасте. Поэтому Вы виновны в геноциде, генерал Крстич… В июле 1995 года Вы, генерал Крстич, одобрили это преступление. Это является основанием того, что Судебная палата объявляет Вас сегодня виновным и приговаривает к 46 годам лишения свободы».[4]
Таким образом, современное международное право исходит из того, что любой военнослужащий является свободной личностью, способной самостоятельно принимать решения о законности или преступности приказов своего командира. Точка зрения, согласно которой первичным является исполнение приказа, а его правовые последствия «лежат на совести» того, кто отдал приказ, выражает по существу презрительное отношение к военнослужащему и не способствует укреплению боевого духа и, соответственно, обороноспособности вооруженных сил. Недостатки национальной уголовно-правовой системы восполняются в определенной мере системой международной уголовной юрисдикции. Однако этого в современных условиях этого явно недостаточно, иначе военные преступления, совершаемые в ходе вооруженных конфликтов, не превратились бы в такую масштабную проблему.
Показателем зрелости и культуры государства, профессионализма его армии является то, что организация и деятельность его вооруженных сил полностью соответствует нормам международного права. Только в этом случае оправданно любое возмущение тяжкими преступлениями, например,террористических организаций. В противном случае трудно искренне говорить об интересах Отечества, гражданском долге и привлекательности военной службы.

[1] Дисциплинарный устав Вооруженных сил Союза ССР 1960 г. – М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1068. – 48 с.
[2] Кикоть В. Проблемы самоопределения. Право и приказ //Правовые аспекты чеченского кризиса. М.: НИПЦ «Мемориал», 1995. – 131 с.

[3] Статья 134 «Применение оружия массового поражения»; статья 135 «Нарушение законов и обычаев войны»; статья 136 «Преступные нарушения норм международного гуманитарного права во время вооруженных конфликтов» // Национальный правовой Интернет-портал Республики Беларусь. – Режим доступа: http://www.pravo.by/main.aspx?guid=6361 . – Дата доступа: 30.10.2015.

[4] Впоследствии Апелляционная камера уменьшила наказание до 35 лет с учетом того, что Р. Крстич не отдавал соответствующих приказов и не принимал непосредственного участия в их исполнении: «…уголовная ответственность Радислава Крстича – ответственность пособника и подстрекателя убийств, истребления и преследования, а не основного со-преступника» // МТБЮ. Решение апелляционной камеры по делу Крстича от 19 апреля 2004 года, пар. 144.